- Пьесу выбирал театр. Что вам самому интересно в ней?
- Интересно, что она очень сложная и совершенно непонятно на первый взгляд, как ее сделать. Не знаю, с чем сравнить... Такие американские "Господа Головлевы".
- В "Господах Головлевых" масштаб — и автора, и семейной саги.
- У Леттса тоже история распада семьи, почти модель государства на ее примере. В этом и сложность. И автор тоже серьезный.
- У вас будут американские реалии или скорее абстрактные?
- Совсем оторваться от американских не получится, хотя это и общечеловеческая история. Персонажей, конечно, зовут Вайолет, Айви, Чарльз, но мы надеемся, что это будет узнаваемая вещь, а не история из чуждой нам американской жизни. Те же процессы происходят и в нашем обществе.
- Вы видели спектакль Гацалова в Новосибирске?
- Нет, только фотографии.
- У Гацалова просто дом в декорациях Лобанова намечен рядами камней. Как будут выглядеть декорации Олега Головко?
- Как дом в разрезе. Но не такой подробный, как, например, в чикагской постановке того же спектакля или на Бродвее. У нас будут предметы быта, но сам дом я бы назвал скорее книжным стеллажом — у автора написано, что дом наполнен книгами, от этого такая сценография.
- История вообще какая-то — во всяком случае, для русского сознания — не очень типичная для Бродвея, у нас он ассоциируется с мюзиклами.
- Мне-то как раз кажется наоборот, что это такая типичная американская пьеса, в духе Уильямса, О'Нила, Артура Миллера.
- Одна из трактовок этой пьесы — разрушение западной цивилизации. В финале у Леттса остается инидианка... Для вас это история о чем?
- И об этом тоже. Спектакль все-таки родится вместе со зрителем, но совсем недавно я для себя сформулировал тему: мне все больше и больше кажется, что это история о разрушении идеи государственности на примере отдельно взятой семьи. Идеального государства не существует. Сейчас мы наблюдаем волнения, но альтернативы нынешней власти я, например, не вижу, поэтому не знаю, имеет ли смысл ходить на митинги. Не знаю, прочтет ли эти глобальные вещи зритель, здесь все-таки нужно быть подготовленным, это не комедия положений, хотя в пьесе есть юмор. Но мне кажется, эта история подвергает сомнению саму идею государственности, не важно, капиталистическое, социалистическое, религиозное ли общество.
- Анархическая история...
- Да нет, почему, может быть, только я так вижу. А больше это все-таки житейская история про людей. Глобально мыслить можно уже дома, после просмотра спектакля.
- Давайте про людей — про актеров. Кто у вас кого играет? Хотела сказать — главные роли, но в этой пьесе они все главные.
- Конечно, никого нельзя выкинуть, все важные. Вайолет — Жанна Романенко, Барбара — Алла Коровкина, Беверли репетируют Юрий Машкин и Всеволод Турчин, Билл — Владимир Борисов, Айви — Елена Лазарева, Метти Фей — Валентина Смыкова, Чарли — Виктор Мирный... Индианок у нас две — Надя Попова и Люба Анциборова. Две дочки — Алина Костюк и студентка Алена Латухина. Стив Хайдебрехт — Владимир Сапрыкин, Карен - Влада Филиппова, Шериф Гилбью — Олег Белов, Малыш Чарли — Иршат Байбиков и Владимир Сухов.
- У вас англизированный перевод пьесы, я читала с другой транскрипцией имен.
- А это новый перевод, как раз тот, который сделала Ольга Бухова для Марата Гацалова. Он очень точный.
- Вы репетируете с начала сентября — это по нынешним временам очень длинный репетиционный период.
- Да, очень длинный. Но для такой истории, наверное, даже его мало. У меня еще был опыт, когда я почти 9 месяцев работал в Волгограде над "Терроризмом" Пресняковых: приезжал, уезжал - но там были технические причины, то декорации делали, то артисты уезжали на гастроли...
- Как у вас ощущения от самарского театра?
- Очень хорошие ощущения. Я еще летом, когда приезжал знакомиться с театром , подумал, что редко где встретишь такое в России. Здесь все на очень высоком уровне, начиная от администрации и заканчивая спектаклями. Очень приятно работать.
- Как вы пришли в режиссуру, у вас это первое образование?
- Нет, первое актерское.
- Успели поиграть?
- Да, в Новосибирске я 8 лет играл в "Красном факеле".
- Вы учились у гениального режиссера Льва Додина. Про него говорят как про жесткого преподавателя.
- Да, хотя сейчас помягче вроде бы стал. Учиться было трудно, но интересно. Мне, наверное, повезло больше остальных, я единственный, кто на курсе сделал дипломную работу в театре Додина – "Варшавскую мелодию".
- Мастер не подавлял?
- Когда мы работали, я не чувствовал. Естественно, поскольку "Варшавская мелодия" шла в его театре, он хозяин, – в какой-то момент он подключился, но все шло очень плавно, все, что мы сочинили, осталось в спектакле. Давления с его стороны не было, спектакль, наоборот, приобрел объем благодаря Додину.
- Ваша "Варшавская мелодия", если верить рецензиям – скорее спектакль о разрушении любви, чем о разлученных влюбленных.
- Да, со временем, конечно… Хотя, когда я ставил эту же пьесу в Рижском русском театре, мне хотелось сделать такой условный хэппи-энд, через призму нашего времени. Сейчас уже нет таких законов, которые бы запрещали браки с иностранцами. Но и там не сделал в итоге.
- Расскажите немного про свой курс.
- Нас училось 17 человек, в том числе Данила Козловский, Уршула Магдалена Малка, полька, она как раз играет в "Варшавской мелодии". Лиза Боярская, Павел Грязнов...
- Вы два раза ставили "Терроризм" Пресняковых, ставили Равенхилла, еще что-то из новой драмы…
- В Норильске я поставил английскую комедию "Шикарная свадьба", но это не новая драма, конечно. Классика мне тоже интересна, но пока получается с современным. Хочется вообще поставить что-то, чтобы быть первым, какую-то пьесу, которую никто до меня не ставил.
- В профессиональном плане вам сейчас нравится такая разъездная жизнь – от Калининграда до Норильска?
- И да, и нет. Конечно, удобнее, чтобы было свое место, где можно, не спрашивая ни у кого разрешения, работать над тем, над чем хочется.
- Уже были предложения остаться где-то?
- Пока нет.
- Если будут, вы задумаетесь?
- Может быть, хотя, если это уже сложившийся театр, если ему 160 лет, как самарскому… Я не уверен, что у меня получится. Чтобы руководить театром, нужно быть каким-то монстром - в хорошем смысле этого слова.
- А что с молодой режиссурой в Петербурге?
- Она есть, безусловно. Мы есть! Но пока нам мало доверяют. Наверное, нужно еще повариться, чтобы заявить о себе. Я поставил Равенхилла в "Приюте комедианта", веду переговоры о работе дальше, но это очень долгие переговоры. То театр на реконструкцию закрывается, то еще что-то…
- Давайте закончим на традиционном вопросе: как вам Самара?
- Самара очень уютный, домашний город. Потому что Волгоград, например, очень дискомфортный, и люди там какие-то… А здесь все добродушные и приятные, пусть иногда и с некоторой долей сарказма. Важнее всего, конечно, люди, с которыми работаешь, и Вячеслав Алексеевич, который так по-отечески ко мне относится.
- Интересно, что она очень сложная и совершенно непонятно на первый взгляд, как ее сделать. Не знаю, с чем сравнить... Такие американские "Господа Головлевы".
- В "Господах Головлевых" масштаб — и автора, и семейной саги.
- У Леттса тоже история распада семьи, почти модель государства на ее примере. В этом и сложность. И автор тоже серьезный.
- У вас будут американские реалии или скорее абстрактные?
- Совсем оторваться от американских не получится, хотя это и общечеловеческая история. Персонажей, конечно, зовут Вайолет, Айви, Чарльз, но мы надеемся, что это будет узнаваемая вещь, а не история из чуждой нам американской жизни. Те же процессы происходят и в нашем обществе.
- Вы видели спектакль Гацалова в Новосибирске?
- Нет, только фотографии.
- У Гацалова просто дом в декорациях Лобанова намечен рядами камней. Как будут выглядеть декорации Олега Головко?
- Как дом в разрезе. Но не такой подробный, как, например, в чикагской постановке того же спектакля или на Бродвее. У нас будут предметы быта, но сам дом я бы назвал скорее книжным стеллажом — у автора написано, что дом наполнен книгами, от этого такая сценография.
- История вообще какая-то — во всяком случае, для русского сознания — не очень типичная для Бродвея, у нас он ассоциируется с мюзиклами.
- Мне-то как раз кажется наоборот, что это такая типичная американская пьеса, в духе Уильямса, О'Нила, Артура Миллера.
- Одна из трактовок этой пьесы — разрушение западной цивилизации. В финале у Леттса остается инидианка... Для вас это история о чем?
- И об этом тоже. Спектакль все-таки родится вместе со зрителем, но совсем недавно я для себя сформулировал тему: мне все больше и больше кажется, что это история о разрушении идеи государственности на примере отдельно взятой семьи. Идеального государства не существует. Сейчас мы наблюдаем волнения, но альтернативы нынешней власти я, например, не вижу, поэтому не знаю, имеет ли смысл ходить на митинги. Не знаю, прочтет ли эти глобальные вещи зритель, здесь все-таки нужно быть подготовленным, это не комедия положений, хотя в пьесе есть юмор. Но мне кажется, эта история подвергает сомнению саму идею государственности, не важно, капиталистическое, социалистическое, религиозное ли общество.
- Анархическая история...
- Да нет, почему, может быть, только я так вижу. А больше это все-таки житейская история про людей. Глобально мыслить можно уже дома, после просмотра спектакля.
- Давайте про людей — про актеров. Кто у вас кого играет? Хотела сказать — главные роли, но в этой пьесе они все главные.
- Конечно, никого нельзя выкинуть, все важные. Вайолет — Жанна Романенко, Барбара — Алла Коровкина, Беверли репетируют Юрий Машкин и Всеволод Турчин, Билл — Владимир Борисов, Айви — Елена Лазарева, Метти Фей — Валентина Смыкова, Чарли — Виктор Мирный... Индианок у нас две — Надя Попова и Люба Анциборова. Две дочки — Алина Костюк и студентка Алена Латухина. Стив Хайдебрехт — Владимир Сапрыкин, Карен - Влада Филиппова, Шериф Гилбью — Олег Белов, Малыш Чарли — Иршат Байбиков и Владимир Сухов.
- У вас англизированный перевод пьесы, я читала с другой транскрипцией имен.
- А это новый перевод, как раз тот, который сделала Ольга Бухова для Марата Гацалова. Он очень точный.
- Вы репетируете с начала сентября — это по нынешним временам очень длинный репетиционный период.
- Да, очень длинный. Но для такой истории, наверное, даже его мало. У меня еще был опыт, когда я почти 9 месяцев работал в Волгограде над "Терроризмом" Пресняковых: приезжал, уезжал - но там были технические причины, то декорации делали, то артисты уезжали на гастроли...
- Как у вас ощущения от самарского театра?
- Очень хорошие ощущения. Я еще летом, когда приезжал знакомиться с театром , подумал, что редко где встретишь такое в России. Здесь все на очень высоком уровне, начиная от администрации и заканчивая спектаклями. Очень приятно работать.
- Как вы пришли в режиссуру, у вас это первое образование?
- Нет, первое актерское.
- Успели поиграть?
- Да, в Новосибирске я 8 лет играл в "Красном факеле".
- Вы учились у гениального режиссера Льва Додина. Про него говорят как про жесткого преподавателя.
- Да, хотя сейчас помягче вроде бы стал. Учиться было трудно, но интересно. Мне, наверное, повезло больше остальных, я единственный, кто на курсе сделал дипломную работу в театре Додина – "Варшавскую мелодию".
- Мастер не подавлял?
- Когда мы работали, я не чувствовал. Естественно, поскольку "Варшавская мелодия" шла в его театре, он хозяин, – в какой-то момент он подключился, но все шло очень плавно, все, что мы сочинили, осталось в спектакле. Давления с его стороны не было, спектакль, наоборот, приобрел объем благодаря Додину.
- Ваша "Варшавская мелодия", если верить рецензиям – скорее спектакль о разрушении любви, чем о разлученных влюбленных.
- Да, со временем, конечно… Хотя, когда я ставил эту же пьесу в Рижском русском театре, мне хотелось сделать такой условный хэппи-энд, через призму нашего времени. Сейчас уже нет таких законов, которые бы запрещали браки с иностранцами. Но и там не сделал в итоге.
- Расскажите немного про свой курс.
- Нас училось 17 человек, в том числе Данила Козловский, Уршула Магдалена Малка, полька, она как раз играет в "Варшавской мелодии". Лиза Боярская, Павел Грязнов...
- Вы два раза ставили "Терроризм" Пресняковых, ставили Равенхилла, еще что-то из новой драмы…
- В Норильске я поставил английскую комедию "Шикарная свадьба", но это не новая драма, конечно. Классика мне тоже интересна, но пока получается с современным. Хочется вообще поставить что-то, чтобы быть первым, какую-то пьесу, которую никто до меня не ставил.
- В профессиональном плане вам сейчас нравится такая разъездная жизнь – от Калининграда до Норильска?
- И да, и нет. Конечно, удобнее, чтобы было свое место, где можно, не спрашивая ни у кого разрешения, работать над тем, над чем хочется.
- Уже были предложения остаться где-то?
- Пока нет.
- Если будут, вы задумаетесь?
- Может быть, хотя, если это уже сложившийся театр, если ему 160 лет, как самарскому… Я не уверен, что у меня получится. Чтобы руководить театром, нужно быть каким-то монстром - в хорошем смысле этого слова.
- А что с молодой режиссурой в Петербурге?
- Она есть, безусловно. Мы есть! Но пока нам мало доверяют. Наверное, нужно еще повариться, чтобы заявить о себе. Я поставил Равенхилла в "Приюте комедианта", веду переговоры о работе дальше, но это очень долгие переговоры. То театр на реконструкцию закрывается, то еще что-то…
- Давайте закончим на традиционном вопросе: как вам Самара?
- Самара очень уютный, домашний город. Потому что Волгоград, например, очень дискомфортный, и люди там какие-то… А здесь все добродушные и приятные, пусть иногда и с некоторой долей сарказма. Важнее всего, конечно, люди, с которыми работаешь, и Вячеслав Алексеевич, который так по-отечески ко мне относится.
