— Как прошло Ваше детство?
— Я ходил в 165 детский сад, правда потом меня выгнали оттуда за драку и перевели в 101 детский сад. Потом я ездил в этом районе на "школьнике". Вместо педалей были штыри, и у меня все щиколотки были в крови, потому что я ездил босиком. Так сложилось, наверно, у меня на судьбе написано, что всего придётся добиваться самому. Я рос в достаточно известной семье здесь, в Самаре. Отец у меня вообще северянин, приехал из Вологды, он был 9 в семье, я считаю, что у него героическая история.
— Можете поделиться?
— Он очень сильно пострадал на войне, у него было перебинтовано все лицо и шея, прогнозы были неутешительные, но он не сдавался. Как-то в госпиталь приехали музыканты с концертом для солдат, и руководитель ансамбля услышал, как кто-то мычал, низким голосом, очень чисто. Это был мой отец. Он разрабатывал связки, чтобы иметь возможность говорить. Руководитель сказал ему, что у него талант и ему надо заниматься этим. Мой отец его послушал.
— Он пошёл учиться?
— Да, сначала он окончил ремесленное училище, а потом уже Ивановское музыкальное училище и поехал учиться в Саратовскую консерваторию, у него был очень редкий голос — бас профундо.
— Бас профундо?
— Это самые низкие ноты на клавиатуре фортепиано. Когда я был маленький, отец отправлял меня погулять и распевался, все соседи всё понимали.
У него был очень мощный голос, он даже мог разбивать советские стеклянные стаканы голосом.
— Можете рассказать историю знакомства ваших родителей?
— Уже в Самаре он увидел в балете девочку, её звали Галина, это моя мама.
Со временем она стала солисткой Куйбышевского балета. Моя бабушка была из очень богатой деревенской семьи, мой дед увёз её в Куйбышев, а мама училась в училище при Большом Театре и в итоге осталась в нашем театре. Они соединились с моим отцом и получилось так, что я все детство провел в театре.
— Получается родители предопределили ваше будущее таким образом?
— Конечно, много чего было: и гастроли, и закулисье. С братом старшим меня уже редко оставляли, брали с собой. Один раз даже забыли в театре, искали долго, а мы с Костей (ещё один театральный ребенок) играли на чердаке и заснули. У меня было очень счастливое детство.
— Я хотел задать этот вопрос, потому что известный факт, что многие дети творческих известных личностей пытаются отговорить себя от подобной профессии, почему же у вас это сработало в обратную сторону?
— Я объясню почему, все очень просто. Мои родители никогда звёзд с неба не хватали, хоть и отец занимал высокую должность в театре, а мама часто танцевала сольные партии. Они никогда не кичились этим и прожили достаточно скромную жизнь. Я не видел в них этого пафоса актёрского. Мои родители были очень простыми людьми, отец очень многому меня научил и подавал мне огромный пример. Он очень любил фотографию, это мне тоже передалось. Я не чувствовал моих родителей звёздами, для меня это была жизнь, которую я очень полюбил и люблю до сих пор.
— Вы сказали, что ваш отец привил вам любовь к фотографии, как это происходило? Я знаю, что вы занимаетесь этим делом по сей день, видел ваши работы.
— В театре был выходной по понедельникам, и иногда мой отец отпрашивал меня у директора, и я в понедельник не ходил в школу. Вечером в понедельник мы уходили, он фотографировал, а я смотрел, но самое интересное начиналось в ночь с воскресенья на понедельник. Мы закрывались от мамы на кухне, занавешивал все окна и проявляла фотографии, я ему помогал, у меня до сих пор остались его негативы. Это была невероятная атмосфера, и я постепенно тоже врубился в это дело. Фотография проходит через всю мою жизнь.
— Вы служите в Самарском академическом театре драмы имени Горького уже 37 лет, так ведь?
— Да, с 1985 года, когда я окончил школу, уже точно знал, что буду артистом, хотя, честно говоря, хотел быть и врачом, а мне говорили: "Дурак! Будь пианистом! У тебя вон какие пальцы прямые и длинные!" В 1980 году я поступил в студию при драматическом театре, и уже в 81 году я уже оттуда ушёл, сам.
— Почему?
— Причина проста: я не нагулялся, не почувствовал свободы после школы, чего-то не допил, не доел, не догулял. Эти 4 годы были золотыми, я вёл самый активный молодёжный образ жизни, каждый день был праздник. Мы с моими друзьями были одними из первых, кто открыл дискотеки на воде. Знаменитая была дискотека, "Бекар" называлась, до сих пор некоторые вспоминают. Но это была дискотека с подтекстом, театрализованная.
— Как она проходила?
— Был пик итальянской эстрады, конечно, была и английская и наша музыка, но итальянская всегда лидировала. В этом клубе, где мы работали, осталась аппаратура от вокально-инструментального ансамбля, костюмы там всякие, и мы одевались под каждую песню в разные костюмы и пели, в общем, как говорят — "девочки все были наши". Бывали даже так называемые "вилки", когда приходили сразу две девочки и приходилось как-то друг друга подменять.
— И потом в 1985 году вы снова поступили?
— Да, самое интересное, что моя мама отказывалась приходить и смотреть на промежуточные работы, говорила, что придёт посмотреть только на дипломный спектакль, так и случилось. Был один из трех спектаклей, где я был центровым, а в остальных тоже играл, но эпизодические роли. Нас на курсе 12 человек, для всех было место.
— Сейчас есть такая тенденция — увеличивать количество человек на курсе? Как вы к этому относитесь? Положительно, или же больше отрицательно?
— Я отношусь больше отрицательно. Как говорил один художественный руководитель- всех счастливыми не сделаешь, тем более что многие даже не собираются работать по профессии. Им просто лишь бы закончить что-нибудь. Я сам с этим сталкивался, будучи преподавателем у телевизионных журналистов. Такая тенденция ведёт к деградации профессии, в том числе и актёрской. В Москве, ежегодно выпускается примерно 150 артистов, и все хотят остаться в Москве, все хотят работать, а мест в труппах нет. Сейчас пошла мода, все любят открывать свои школы актёрского мастерства. Я как-то краем глазом увидел, что там происходит, это такая профанация. Ведь не все могут преподавать, педагогика — это очень тонкая штука.
— А каким должен быть по вашему мнению хороший педагог?
— Тонко чувствующим. Он должен уметь найти подход к каждому по отдельности. Его должны любить, а самое главное, он должен любить это дело. Чистой технике, может, и многие могут научить, но вот тонко чувствовать- далеко не каждый, а чистая техника в нашей профессии меня уже давно не интересует. Мой первый мастер сказал мне потрясающую формулу, которой я до сих пор везде делюсь- должен происходить энергетический теннис, вот по этой формуле надо жить.
— Вы уже больше 37 лет в профессии, что вы можете посоветовать юным артистам? Как им не останавливаться? Как продолжать играть в этот энергетический теннис?
— В театр идут сумасшедшие и больные люди. Актёры — зависимые люди. Человек должен невероятно гореть своим делом и иметь не перебиваемое ничем желание делиться с людьми своей энергией. Актёр — это большой, наивный ребёнок, который все впитывает и воспринимает как ребёнок, в этом и есть секрет. Ведь без проживания не будет правды. Почему у очень многих артистов случаются инфаркты? Потому что они все через себя пропускают.
— У вас у самого было два инфаркта, вы считаете, это связано с делом, которым вы занимаетесь? Вы помните, как это произошло?
— Да, была очень жаркая весна и мы готовили к сдаче Дон Кихота, это был мюзикл, я, в связи с комплекцией, играл там Санчо Панса. И на одной из сдач мне стало плохо, я даже попросил себя заменить на втором акте. Вот тогда и надо было обращаться к врачу, но я этого не сделал. Позже перед началом сезона, я проснулся ночью от того, что мне плохо, было ощущение, будто на меня наступила лошадь. Я позвал жену и дочь, они вызвали скорую, а я чётко осознавал, что это всё, я с ними прощался. Слава Богу, врачи мне помогли, я лежал в реанимации 3 дня, потом просто в больнице. Все обошлось, но это действительно был инфаркт. Я потом спрашивал у людей в палате, которые пережили инфаркт, о чем они думали, и у всех первая мысль была о смерти, в том числе и у меня.
— Как скоро случился второй инфаркт?
— Через полгода, но он уже был более лёгкий. Случился он на фоне переживаний театральных. Мы, артисты, не можем жить линейно и спокойно. У артистов очень часто встречается депрессия, в том числе и у меня. У нас очень развито воображения, ты не представляешь, сколько всего я могу себе надумать. Очень вредная профессия, не только физически, но и психологически. Сумасшествие, инсульт, алкоголизм и сердечно-сосудистые — четыре стола болезней артиста.
— Правда ли, что стать успешным актёром — это везение?
— Да, здесь нужно уметь распознавать те знаки и случаи, которые посылает судьба. Нужно уметь рисковать. Случай очень важен. Один раз пошёл вместо занятия в институте за пельменями и случайно познакомился с человеком на улице. На сегодняшний день я снялся в 3 его работах, он оказался режиссёром. Случай!
— У Вас был опыт в кино. Есть такой очень популярный вопрос к актёрам- Чтобы они выбрали кино или театр? А как бы вы ответили на этот вопрос?
— Театр
— Почему?
— Понимаешь, кино — это тоже очень хорошо, но там, ты получаешь роль, и ты исполняешь её один раз. В театре же, мы некоторые спектакли уже играем чуть ли не 400 раз. И четырёхсотый показ должен быть по качеству не хуже первого. И каждый показ порождает что-то новое. В театре- каждый день экзамен, меня это очень привлекает. У нас бывают роли на преодоление, есть время вжиться, почитать литературу, примерить на себя эту роль. И с каждым днем твоя роль совершенствуется. В кино же этого времени практически нет, хотя это тоже очень интересно.
— Вы ведь побывали и с обратной стороны, были сценаристов художественного фильма "Дом с колокольчиками", как вы пришли к этому?
— Я в определённый момент начал очень интересоваться кино, познакомился с потрясающими ребятами, которые очень хорошо снимают, да и в телестудии "Товарищ" была такая традиция, каждый год выпускать что-то телевизионное.
— Вы упомянули телестудию "Товарищ". Давайте поговорим о Лилии Ивановне Тарасовой, все выпускники считают её своей второй мамой, почему?
— Лилия Ивановна Тарасова и её супруг Вениамин Григорьевич Яковлев — это два гения, два родителями той самой Телестудии "Товарищ", который на данный момент 55 лет. Они придумали эту формулу. На тот момент это был гениальный продюсерский проект. Тогда не было ни Ералаша, ни телестудии "Орлёнок", а телестудия "Товарищ" уже была. Мы знали все производственные процессы программ на телевидении. После выпуска мы становились разносторонними людьми, которым было очень просто найти себя в обществе. Телестудия "Товарищ" гениальный продюсерский проект, а Лилия Ивановна Тарасова действительно мама этого проекта.
— Вы пришли в телестудию "Товарищ" в 7 классе, помните ли вы, как поступили туда?
— Да, это очень интересная история. Я учился в 81 школе, и там появилось объявление о наборе в телестудию "Товарищ". Я на тот момент дружил с девчонкой, она мне очень нравилась. И вот она сказала мне, что, если я поступлю, она меня поцелует. Ну я пошёл и поступил, причём поступил очень легко. Я наизусть знал только одно стихотворение- "Левый Марш" Маяковского. Я даже не прокомментировал его до конца, меня прервали и сказали: "Всё, достаточно". Следующими тур был этюды. Меня послали ставить его с Крыловым и Демидовым. Этюд был про космонавтов, но я плохо его помню. Меня спросили, где я живу, я сказал, что на самарской площади, мне сказали "свой человек, берём!"
— Насколько сильно различаются опыт работы с детьми и уже с опытными актёрами?
— Это абсолютно разные подходы. Очень разные мировоззрения. С детьми иногда работать даже интереснее, но также можно столкнуться с тем, что ребёнок не хочет и его заставляют родители. Конечно, очень часто случаются ситуации, когда и у взрослых людей не получается, и я считаю, что это абсолютно нормально.
— Вы ведь пробовали себя в роли режиссёра, что вам ближе, быть режиссёром или все же артистом?
— Да, у меня большой опыт, я и КВН ставил, и в институте режиссировал, но всё-таки я больше люблю выполнять поставленную режиссёром задачу, люблю быть артистом!
— И финальный вопрос, какая ваша роль мечты?
— В каждой новой пьесе есть, можно сказать, роль мечты. Когда ещё нет распределения, окончательного сценария, я прихожу домой, беру пьесу и начинаю её читать, примеряя на себя роли, кем бы я мог быть, кого мог бы сыграть. Иногда я даже понимаю, что вряд ли там есть моя роль, но всё равно хочется, голод присутствует. Слава Богу я до сих пор голоден, я до сих пор хочу!
